ПОСОБИЕ

О статье 13 Конвенции

ГЛАВНАЯ СТРАНИЦА (и предуведомление) ОГЛАВЛЕНИЕ

Статья 13 Конвенции - Право на эффективное средство правовой защиты:

Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены,  имеет  право  на  эффективное  средство  правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве. 

 Европейский Суд по правам человека принял ряд решений по жалобам против России, исполнение которых обязывало суды выполнять императивные требования ГПК РФ – разрешать коллизии норм Конвенции и внутреннего права, в частности применять нормы статьи 13 Конвенции (право на эффективное средство правовой защиты).   

Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» напоминало судам о праве применять нормы Конвенции непосредственно. Такое право дают упомянутые в Постановлении федеральный закон (далее - ФЗ) от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», ФЗ «О международных договорах Российской Федерации», а также Конституция Российской Федерации, Гражданский кодекс Российской Федерации (далее – ГК РФ) и ГПК РФ. Привожу статьи законов, непосредственно определяющих и регламентирующих порядок применения норм Конвенции.

Конституция Российской Федерации.

Статья 15.  1. Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации. 4. Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. 

Гражданский Кодекс Российской Федерации

Статья 2. Отношения, регулируемые гражданским законодательством
1. Гражданское законодательство определяет правовое положение участников гражданского оборота, основания возникновения и порядок осуществления права собственности и других вещных прав, исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности (интеллектуальной собственности), регулирует договорные и иные обязательства, а также другие имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, основанные на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности их участников.Участниками регулируемых гражданским законодательством отношений являются граждане и юридические лица. В регулируемых гражданским законодательством отношениях могут участвовать также Российская Федерация, субъекты Российской Федерации и муниципальные образования (
статья 124).Гражданское законодательство регулирует отношения между лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность, или с их участием, исходя из того, что предпринимательской является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке.Правила, установленные гражданским законодательством, применяются к отношениям с участием иностранных граждан, лиц без гражданства и иностранных юридических лиц, если иное не предусмотрено федеральным законом.2. Неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага защищаются гражданским законодательством, если иное не вытекает из существа этих нематериальных благ.

Статья 7. Гражданское законодательство и нормы международного права
1. Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются в соответствии с
Конституцией Российской Федерации составной частью правовой системы Российской Федерации.
2. Международные договоры Российской Федерации применяются к отношениям, указанным в пунктах 1 и 2
статьи 2 настоящего Кодекса, непосредственно, кроме случаев, когда из международного договора следует, что для его применения требуется издание внутригосударственного акта.
Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены гражданским законодательством, применяются правила международного договора.

Части 2 и 4 Статьи 1 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (ГПК РФ) определяют:

«2. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила гражданского судопроизводства, чем те, которые предусмотрены законом, применяются правила международного договора. 4. В случае отсутствия нормы процессуального права, регулирующей отношения, возникшие в ходе гражданского судопроизводства, федеральные суды обшей юрисдикции и мировые судьи (далее также - суд) применяют норму, регулирующую сходные отношения (аналогия закона), а при отсутствии такой нормы действуют исходя из принципов осуществления правосудия в Российской Федерации (аналогия права)».

Части 2 - 5 Статьи 11 ГПК РФ определяют:
«2. Суд, установив при разрешении гражданского дела, что нормативный правовой акт не соответствует нормативному правовому акту, имеющему большую юридическую силу, применяет нормы акта, имеющего наибольшую юридическую силу. 3. В случае отсутствия норм права, регулирующих спорное отношение, суд применяет нормы права, регулирующие сходные отношения (аналогия закона), а при отсутствии таких норм разрешает дело, исходя из общих начал и смысла законодательства (аналогия права). 4. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены законом, суд при разрешении гражданского дела применяет правила международного договора. 5. Суд в соответствии с федеральным законом или международным договором Российской Федерации при разрешении дел применяет нормы иностранного права». 

Статья 7 Гражданского кодекса РФ определяет, часть 3 Статьи 5 федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации» и статьи 1 и 11 ГПК РФ в императивной форме обязывают суды применить инкорпорированные в российское законодательство международные нормы в области прав человека непосредственно, если возникли коллизии с нормами «внутреннего» права.    

В решении. по делу Klass и другие против ФРГ отмечено:
«64. Буквальный текст создает впечатление, что каждый имеет право на национальные средства правовой защиты, только если «нарушение» уже установлено. Однако человек не может установить факт «нарушения» перед национальными властями, если он сначала не сможет подать в соответствующий орган государственной власти жалобу по данному вопросу. … По мнению Суда, статья 13 требует, чтобы там, где лицо считает, что оно понесло ущерб в связи с действиями, по его утверждению, нарушающими Конвенцию, оно должно иметь средство правовой защиты перед национальными властями, с тем, чтобы они рассмотрели жалобу, и чтобы, если необходимо, лицо могло добиться возмещения ущерба».

В решении по делу Bensaid против Соединенного Королевства №44599/98, 6 февраля 2001 г., Суд напомнил: «53. Суд напоминает, что Статья 13 Конвенции гарантирует существование на внутригосударственном уровне правовых средств защиты для проведения в жизнь прав и свобод, предусмотренных Конвенцией, в любой форме, в которой они могли бы быть обеспечены правопорядком конкретного государства. Статья 13, таким образом, требует, чтобы имелось внутреннее средство правовой защиты для выяснения сути «спорной жалобы», основанной на Конвенции, а также соответствующее возмещение, хотя государства-участники Конвенции обладают определенной свободой усмотрения в отношении способов выполнения своих обязательств по этому положению Конвенции. Объем обязательства по Статье 13 варьируется в зависимости от характера жалобы заявителя, поданной в соответствии с Конвенцией. Тем не менее, средство защиты, предусмотренное Статьей 13, должно быть «эффективным» как в практическом, так и в правовом отношении. В частности, возможность использования средства защиты не может быть неоправданно затруднена действиями или бездействием органов власти государства-ответчика».    

В решении по делу Kudła v. Poland, no. 30210/96, § 157,  26 October 2000, Cуд напомнил: ««Эффективность» «средства защиты» в пределах значения Статьи 13 не зависит от уверенности в благоприятном результате дела для истца»    

В деле Menesheva v. Russia, №59261/00, 9 марта 2006 года, Европейский Суд по правам человека напомнил: «71. Суд напоминает, что Статья 13 Конвенции требует, чтобы там, где спорное нарушение одного или большего количества прав, определенных Конвенцией, обсуждается, должен быть доступен жертве механизм, позволяющий установить ответственность государственных должностных лиц или органов в этих нарушениях. Договаривающимся государствам предоставлена некоторая возможность самостоятельного усмотрения относительно манеры, в которой они исполняют свои обязательства по Конвенции, согласно этому условию. Как правило, если отдельное, одно-единственное средство полностью не удовлетворяет требованиям Статьи 13, совокупность средств, предусмотренных согласно внутреннему закону, может создать требуемый механизм (см., среди многих других решений, Kudła v. Poland [GC], no. 30210/96, § 157, ECHR 2000-XI; see also Čonka v. Belgium, no. 51564/99, § 75, ECHR 2002‑I).
72. Однако, возможности Государственного обязательства по Статьей 13 изменяются в зависимости от характера жалобы претендента, и в некоторых ситуациях Конвенция требует, чтобы специфическое средство было обеспечено. Таким образом, в случаях подозрительной смерти или жестокости, учитывая фундаментальную важность прав, защищенных Статьями 2 и 3, Статья 13 требует, в дополнение к оплате компенсации, соответствующего полного и эффективного расследования, способного обеспечить идентификацию и наказание ответственных за нарушение лиц. 
73. На основе фактов, представленных в существующем случае, Суд нашел, что Государственные власти были ответственны за повреждения, полученные истицей 13 февраля 1999. Жалобы истицы к внутренним властям в этом отношении базировались на тех же самых фактах и были поэтому «спорными» для целей Статьи 13 (см. the Boyle and Rice v. the United Kingdom judgment of 27 April 1988, Series A no. 131, p. 23, § 52). Власти, таким образом, имели обязательство выполнить эффективное расследование ее утверждений против милиции. По причинам, изложенным выше, никакого эффективного уголовного расследования не было выполнено. Следовательно, любое другое средство, доступное претенденту, включая требование возмещения вреда, ограничивало возможности успеха. В то время как гражданские суды могут осуществлять независимую оценку факта, практический вес результатов предшествующего уголовного расследования настолько важен, что даже наиболее убедительное свидетельство обратного, представленное истцом, отвергалось бы как «несоответствующее». Гражданские слушания, возбужденные истицей, иллюстрируют это. Суд просто подтвердил прокурорское мнение, что заявление истицы не заслуживало внимания, не оценивая факты дела. Поэтому просьбы о компенсации ущерба, в сложившейся ситуации, были только теоретическим и иллюзорным средством, не способным восстановить права истицы.
       74. Суд поэтому находит, что претендент был лишен эффективного внутреннего средства относительно жестоких действий милиции. Следовательно, было нарушение Статьи 13 Конвенции по этой причине».

Указанный выше документ ООН устраняет ряд трудностей, которые могут возникнуть на этапе определения судом состава и содержания процессуальных мер, гарантированных статьей 13 Конвенции. В частности, в решении Европейского Суда по правам человека по делу  Ilhan v. Turkey (Постановление от 27 июня 2000 г.) Суд напомнил, что в ряде случаев одно и тоже обстоятельство может и должно рассматриваться с позиций нескольких статей Конвенции. В частности: 
«Суд не убежден в том, что в обстоятельствах данного дела, сила, примененная жандармами в момент задержания Абдуллатифа Ильхана, имела сущность или степень, достаточную, чтобы нарушить Статью 2 Конвенции».

В частично несовпадающем с решением совместном мнении судей Европейского Суда по правам человека Дж.Бонелло, Ф.Тюлькенс, Ж.Касадеваля, Н.Ваич и Х.С.Грев указано :
«Таким образом, Суд предполагает, что Статьи 2 и 3 Конвенции являются частью единого целого или, точнее, что их нормы отличаются друг от друга только степенью серьезности предусмотренного нарушения.
Даже если предположить совпадение или даже поглощение одного из этих двух положений Конвенции другим, мы считаем, что цели Статей 2 и 3 Конвенции различны и разделены: в первой - это жизнь, во второй - буквальная целостность личности, и эти цели должны быть исследованы как таковые». 

Постановление Европейского Суда по правам человека от 27 июня 2000 г.Ильхан (Ilhan) против Турции  (Жалоба N 22277/93, 76).
Считается, что плохое физическое обращение представителей государства, не повлекшее смерти, может являться нарушением права на жизнь только в исключительных обстоятельствах. В то же время, степень и вид применяемой силы и несомненный умысел или цель, скрывающиеся за этим применением, могут, среди других факторов, быть учтены при оценке того, должно ли рассматриваться в каждом конкретном деле применение силы представителями государства, не повлекшее смерть, как несовместимое с объектом и целями права на жизнь. Практически во всех случаях, когда лицо подвергается нападению или плохому обращению со стороны полиции или солдат, их жалобы скорее должны рассматриваться как нарушение Конвенции против пыток.

  Положение, согласно которому право каждого человека на жизнь охраняется законом, предполагает обязанность государства обеспечить принятие и применение законов, предусматривающих осуществление предупредительных и защитных мер в случае возникновения реальной опасности для жизни человека, в том числе в случаях, когда угроза жизни исходит от третьих лиц. Над государством давлеет позитивное обязательство сделать все, чтобы человеческая жизнь была вне опасности. 

Из Решения Европейского Суда по правам человека по делу  Appleby and Others v. the United Kingdom, no. 44306/98, § 40, ECHR 2003-VI:
 «Для определения, действительно ли позитивное обязательство существует, необходимо определить справедливый баланс, который должен существовать между общим интересом общества и интересами индивидуума; поиск баланса является свойством всей Конвенции. Возможности обязательства неизбежно изменяются, в зависимости от разнообразия ситуаций и решений, которые должны быть сделаны в терминах приоритетов и ресурсов. При этом, позитивное обязательство не должно интерпретироваться таким образом, что оно наложит невыполнимое или непропорциональное бремя на власти (see, inter alia, Rees v. the United Kingdom, judgment of 17 October 1986, Series A no. 106, p. 15, § 37, and Osman v. the United Kingdom, judgment of 28 October 1998, Reports of Judgments and Decisions 1998-VIII, pp. 3159-60, § 116)».  
При некоторых обстоятельствах, обеспечение права на защиту обязывает государство выполнять превентивные позитивные обязательства, уменьшающие риск реальной угрозы нарушения. Уместно отметить следующее (Х и Y против Нидерландов. Решение Европейского суда по правам человека от 26 марта 1985):
«23. Суд напоминает, что хотя целью статьи 8 и является в основном защита индивида от произвольного вмешательства со стороны государственных властей, она не просто обязывает государство воздерживаться от такого вмешательства: это негативное обязательство может дополняться позитивными обязательствами, неотъемлемыми от действительного уважения личной или семейной жизни (см. решение по делу Эйри против Ирландии от 9 октября 1979 г. Серия А, т. 32, с. 17, п. 32). Эти обязательства могут включать в себя принятие мер, направленных на обеспечение уважения личной жизни даже в сфере отношений индивидов между собой».
«Суд постоянно подчеркивает ключевую важность свободы выражения как одного из предварительных условий функционирующей демократии. Подлинное, эффективное осуществление этой свободы не зависит только от государственной обязанности не вмешаться, но может требовать позитивных мер защиты, даже в сфере отношений между индивидуумами (см. Özgür Gündem v. Турция, Номер 23144/93, §§ 42-46,
ECHR 2000-III, где Суд определил, что Турция находиться под положительным обязательством провести расследование и предпринять защитные меры, ввиду того, что газета, ее журналисты и сотрудники стали жертвами кампании насилия и запугивания; см. также Fuentes Bobo v. Испания, Номер 39293/98, § 38, 29 февраля 2000, относительно обязательства государства защитить свободу выражения в контексте занятости)» (Appleby and Others v. the United Kingdom, no. 44306/98, § 39, ECHR 2003-VI).
О взаимной связи Статей 8 (право на уважение частной и семейной жизни) и Статьи 3 (запрещение пыток) Конвенции о защите прав человека и основных свобод свидетельствует следующая цитата -  «могут быть обстоятельства, в которых Статья 8 может быть применена для предоставления защиты от» нарушений, «которые не достигли уровня серьезности, требуемой Статьей 3» (Raninen v. Finland, judgment of 16 December 1997, Reports of Judgments and Decisions 1997-VIII, § 63).
Неоднократные угрозы безопасности и физической неприкосновенности, достоинству человека вызывают критическую реакцию, когда эмоции и поведение человека сильно нарушаются. Такое состояние приводит к травмам и посттравматическим расстройствам и стрессам.

В решении по делу Boyle и Рис v. суждение Великобритании от 27 апреля 1988, Ряд Номер 131, p. 23, § 52 и далее) Суд рассмотрел случай, когда жалоба уже признана «явно необоснованной», но ее можно считать спорной в смысле статьи 13 Конвенции.
«52. Однако, Статья 13 не может разумно интерпретироваться, как требование средства во внутреннем законе относительно любого предполагаемого нарушения Конвенции, которое индивидуум может иметь, независимо от того насколько существенна его жалоба: нарушение должна быть спорно в терминах Конвенции (см, среди последних решений, the Leander judgment of 26 March 1987, Series A no. 116, p. 29, § 77 (a))».
Суд обратил внимание на мнение одного из членов Комиссии по правам человека:
«53. … По его мнению, чтобы быть спорным, заявление «должно только поднять проблему Конвенции, которая заслуживает дальнейшей экспертизы», тогда как заключение, что жалоба является явно необоснованной, может быть достигнуто после значительного письменного и устного спора».  
54. Поскольку Суд указал в своем решении от 9 октября 1979 по жалобе Airey, что  отклонение жалобы как «явно необоснованной» означает - нет даже признаков обоснованности обвинений против указанных в жалобе государственных органов (Series A no. 32, p. 10, § 18).. Основываясь на обычном значении слов, трудно представить, как жалоба, которая является «явно необоснованной», может однако быть «спорной», и наоборот.   
55. Суд не думает, что он должен дать абстрактное определение понятия «спорность». Скорее это должно быть определено в свете специфических фактов и характера поднятой юридической проблемы - формирует ли индивидуальная жалоба на нарушение основание для ее спорности в смысле Статьи 13, и если формирует, то были ли требования Статьи 13 выполнены в отношении к ней». 

Суд использовал стандартный термин в выражении «there is not even a prima facie case against the respondent State», который по-разному переводят на русский язык.
В моих жалобах в суды я использовал такие его интерпретации, данные в авторитетных публикациях.
«В соответствии с
ч.3 ст.35 Конвенции жалоба признается неприемлемой, если она «очевидно необоснованна». Суд приходит к такому выводу, когда жалоба на нарушение статей Конвенции не обоснована или не подтверждена документально или если факты, на которые ссылается заявитель, не представляют собой нарушения Конвенции».
«Национальный суд может отказать в принятии моей жалобы только в том случае, если суд определит, что независимо от истинности всех изложенных в моей жалобе утверждений, в них не представлено ни одного признака нарушения Конвенции».

 Напомню об исключительной важности статей 13 и 35 Конвенции, указанной выше в пунктах 000000 в решениях Европейского Суда по правам человека, для соблюдения требований принципа субсидиарности по отношению к национальным системам защиты прав человека.

В законодательстве России нет прямого средства обеспечения в моем деле гарантий, определенных статьей 13 Конвенции, но суды не стали агрегировать правовые нормы, предусмотренные российским законодательством (Kudła v. Poland [GC], no. 30210/96, § 157, ECHR 2000-XI). Суды не отказались от своей юрисдикции, передав дело суду более высокого уровня, а «просто» не упомянули в своих определениях обстоятельства, ставящие перед ними такую задачу. Администрации судов попустительствуют чрезмерно расширительному применению права суда упоминать и рассматривать в определении только часть обстоятельств дела, игнорируя его ключевые, критические особенности, даже если это явно нарушает нормы Конвенции. 
 
«35. В статье 31 Венской Конвенции указывается, что наряду с контекстом следует учитывать «соответствующие нормы международного права, применяемые в отношениях между участниками». Среди этих норм - общие принципы международного права и, в частности, «общие принципы права, признаваемые цивилизованными странами» (п. 1 (с) статьи 38 Устава Международного Суда ООН). Юридический комитет Консультативной Ассамблеи Совета Европы предвидел в августе 1950 г., что «Комиссия и Суд должны будут, по необходимости, применять такие принципы» при исполнении возложенных на них обязанностей, а потому не считал «необходимым» наличие в Конвенции соответствующих предписаний (Documents of the Consultative Assembly, working papers of the 1950 session, v. III, no. 93, p. 982, 5)».   
Что касается создания общих мер, которые должны не в теории, а на практике в максимально возможной степени предотвращать риск нарушений права на доступ к гражданскому суду по жалобе на грубые нарушения международных норм в области прав человека, то можно руководствоваться документом ООН «Основные принципы и руководящие положения, касающиеся права на правовую защиту и возмещение ущерба для жертв грубых нарушений международных норм в области прав человека и серьезных нарушений международного гуманитарного права». Документ основан на положения, обеспечивающие право на правовую защиту для жертв нарушений международных норм в области прав человека,  которые содержатся во многих международных договорах, в частности в статье 8 Всеобщей декларации прав человека,  статье 2 Международного  пакта  о  гражданских  и  политических  правах,  статье  6 Международной  конвенции  о  ликвидации  всех форм расовой дискриминации, статье 14 Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, в  региональных  конвенциях,  в  частности  в  статье  7  Африканской хартии прав человека и народов,  статье  25 Американской  конвенции  о правах человека и статье 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Документ принят 25 июля 2005 года Экономическим и Социальным Советом Организации Объединенных Наций и, ранее, Комиссией по правам человека. Он не создает новых международных или внутренних правовых обязательств России. Он напоминает, в частности, что Государства, если они еще не сделали этого, должны, согласно требованиям международного права, создать гарантии того, чтобы их  национальное законодательство обеспечивало, по меньшей мере, такой же уровень защиты жертв, какой предусмотрен их международными обязательствами.   

В Постановлении Европейского Суда по правам человека от 28 июля 1999 по делу Selmouni v/ France (Жалоба N 25803/94) указано:

«Суд указывает, что целью Статьи 35 является дать государствам-участникам Конвенции возможность предотвратить или уладить те нарушения Конвенции, в которых их обвиняют, до того, как эти дела переданы на рассмотрение конвенционным органам (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Хентрич против Франции" (Непtrich v. France) от 22 сентября 1994 г. Серия А, N 296-А, p. 18, _ 33 и Постановление Европейского Суда по делу "Ремли против Франции" (Remli v. France) от 23 апреля 1996 г., Reports 1996-II, p. 571, _ 33). Поэтому государства освобождены от необходимости отвечать за свои действия перед международным органом, пока у них есть возможность разрешить дело в рамках собственной правовой системы. Это правило основано на предположении, отраженном в Статье 13 Конвенции, с которым оно имеет тесную связь, о том, что в национальной правовой системе гражданам доступны эффективные средства правовой защиты в отношении предполагаемых нарушений национального законодательства. Таким образом, это важная составляющая принципа субсидиарности механизма защиты, установленного Конвенцией по отношению к национальным системам защиты прав человека (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хэндисайд против Соединенного Королевства" (Handyside v. the United Kingdom) от 7 декабря 1976 г., Серия А, N 24, p. 22, _ 48 и Постановление Суда по делу "Акдивар против Турции" (Akdivar v. Turkey) от 16 сентября 1996 г., Reports 1996-IV, p. 1210, _ 65). 

ГЛАВНАЯ СТРАНИЦА (и предуведомление) ОГЛАВЛЕНИЕ  

Hosted by uCoz